Hänschen Klein

Рецензия на пьесу Н.Птушкиной "Овечка"

Библия - самая читаемая книга в мире. Ее текст вот уже 3 тысячелетия вдохновлял еврейских комментаторов на создание романтических мидрашей о Лилит и Еве, крестоносцев на кровопролитие в защиту "гроба Господня", инквизиторов на новые казни в защиту веры, эзотериков на поиски скрытых шифров, и, наконец, писателей и драматургов на создание романов и пьес.

Не осталась в стороне и Надежда Птушкина. Ее "Овечка" - это интерпретация рассказа об Иакове из цикла древнееврейских легенд о патриархах. Сам Иаков - это сын Исаака, внук Авраама и отец эпонимов 12-ти славных колен Израилевых. Кстати, Израиль - это второе имя Иакова. Рассказ о Иакове - это главы 27-33 книги Бытия.

Однажды Исаак, уже старый и слепой, подозвал своего старшего сына Исава, чтобы благословить его, но прежде отправил его на охоту, чтобы тот пристрелил дичь и накормил отца. Ривка, жена Исаака, узнав об этом, переодела младшего сына в одежду старшего, приготовила блюдо из козлят, обмотала руки и шею сына козлиными шкурами (Исав, в отличие от Иакова, имел волосатое тело) и послала его вместо старшего сына за обещанным благословением. Обман удался, но спасаясь от мести обманутого брата, Иаков убегает из дому и приходит в город предков своего деда - Авраама.

Там он поселяется у Лавана, своего родственника, и 7 лет на него работает, чтобы взять себе в жены младшую дочь Лавана - Рахиль. По окончании положенного срока Иаков получает старшую дочь - Лию, вместо желанной Рахили, из-за обычая не выдавать младшую дочь раньше старшей. После свадебной недели Иаков получает и младшую дочь, но работает за нее еще 7 лет. За это время его жены и их служанки, соревнуясь друг с другом, нарожали ему кучу детей - те самые 12 колен Израилевых. Еще через пару лет Иаков вернулся на родину и помирился с братом.

Пъеса в целом повторяет библейский сюжет, незначительно отклоняясь от него для пущего драматического эффекта, и подолгу задерживаясь на ключевых моментах-картинах, во многих из которых автору видятся откровенные эротические сцены. Педофилия сменяется зоофилией, сцены орального и анального секса сменяются садо-мазо эффектами, а сцены изнасилования в присутствии наблюдателя следуют за обнажением в публичных местах. Короче, все обязательные элементы порнофильма стоят на положенных местах.

Однако, есть одно очень существенное отличие сценария  среднестатистического порнофильма от пьесы Н.Птушкиной. Автор хочет, чтобы его действующие лица разговаривали библейским языком. Видимо, цель автора - заставить читателя почувствовать седую древность рассказа и тем самым дать ему понять, что затронутая проблема имеет непреходящий характер, ее решали как в библейское время, так и сейчас.

Цель автора благородна и достойна восхищения, однако его подводят доступные ему средства. То, что имеет перед собой автор - это не библейский язык, а язык синодального перевода, выполненного Святейшим Правительствующим Синодом в 19 веке. Перевод имеет свои особенности. Например, следуя традиции традиции церковнославянского перевода, в тексте сохранены гебраизмы, один из которых состоит втом, что притяжательное местоимение следует за объектом, а не наоборот. "Сын мой" вместо "мой сын", "душа моя" вместо "моя душа". Однако, из-за того огромного влияния, которое имел церковнославянский текст на нашу культуру и на наш язык, этот гебраизм стал настолько привычен, что современным читателем воспринимается как признак "высокопарного" стиля. Поэтому странными выглядят неожиданные переходы Иакова с нормального языка на высокопарный стиль, например: И вот я, Иаков, стою перед тобой и говорю: будь женой моей.

В поисках библейской лексики автор перелистывает текст Ветхого Завета и находит нужные выражения в Песни Песней. Сие произведение, непостижимым образом попавшее в иудейский и христианский каноны, представляет собой сборник древнееврейских свадебных песен и имеет ярко выраженную лирико-эротическую направленность. Однако, из уст Иакова Песнь Песней в синодальном переводе звучит несколько странно. "Кто это восходит от пустыни, опираясь на свою возлюбленную", говорит Иаков после того, как Рахель призналась ему в любви. Что бы это могло означать? Думаю, что ничего, кроме сложностей перевода. В эротике Песни Песней христиане видят любовь Христа к Церкви, поэтому переводчики особо не стремились к откровенной передаче смысла Песни.

Местами синодальный перевод сознательно сохраняет лексику церковнославяского языка, видя в древнем языке большую смысловую нагрузку. Автор, дословно переписывая текст синодального перевода, попадает в эту смысловую ловушку. И утром блаженной назовут меня все женщины" говорит Лия сестре. Я не знаю, что понимал под словом "блаженная" автор пьесы, но в любом случае читатель его не поймет. Слово "блаженная" в современном понимании никак не подходит к женщине, которая всю ночь занималась различными видами секса, разве что в смысле "сумасшедшая".

Однако, что же в этом месте хотел нам сказать автор библейского текста? Это, кстати, тот же самый автор, который в самом начале книги Бытие отвечает на вопросы "Откуда взялись названия зверей", "Почему змей ползает на брюхе", и т.д. На этот раз Йахвист (так называют этого автора ученые-библеисты) объясняет, откуда взялись названия племен (или колен) Израиля. Одно из этих колен называется Ашер - слово, похожее на "ошер" - счастье. "И родила Зильпа, служанка Леи, второго сына Иакову", рассказывает Йахвист, "и сказала Лея - к счастью,  назовут меня теперь женщины счастливой. И назвала его - Счастье (Ашер)". Это слово "счастливый" было переведено на греческий словом "макароис", однако ко времени церковнославянского перевода это греческое слово устарело и стало обозначать блаженство на том свете. Именно таким оно и вошло в синодальный перевод, а затем и в пьесу.

Автор щедро вставляет образы из других библейских историй. Довольно оригинальными выглядят слова пастуха Иакова "было у меня сорок жен и сорок наложниц, и девиц без числа", которые согласно традиции, относят к царю Соломону. Интересно сочетание рассказа о жене Потифара и Иосифе в Египте, перефразированное на добрачные отношения Лии и Иакова (но он оставлял одежду свою в руках моих). Однако, рассказ о жертвоприношении Авраамом его сына Исаака  выглядят вставной челюстью в исполнении Лии как жертвующей, Рахели как жертвы и Иакова в эпизодической роли бога. Таким же протезом кажутся новозаветный рассказ о троекратном отречении Петра от Христа и образ засохшей смоковницы.

Местами автор не находит соответствующей "библейской лексики" и сам рождает идиомы в стиле синодальных переводчиков. "Подстилка под чресла твои" - этот сверкающий бриллиант в ожерелье синодальной лексики затмевает шедевр самих синодальных переводчиков "чрево твое - ворох пшеницы".

Почему же Иаков, полюбив Рахель, взял в жены ее сестру Лею? Похоже, ответ на этот вопрос и есть центр пьесы. Иудейские комментаторы видели в этом иллюстрацию библейского принципа "око за око". "Голос Иакова, а руки Исава", говорит обманутый Исаак. Иаков обманув отца, выдал себя, младшего, за старшего сына, а за это Лаван обманул его, выдав свою старшую дочь за младшую.

"Душа Иакова твоя, а плоть - моя" - говорит героиня пьесы. Автор хочет разделить любовь плотскую и любовь высокую, и этим решить центральный вопрос пьесы. Нам, читателям, остается оценить по достоинству такое решение. Бог, создав человека, вдунул ему в ноздри душу, оживив его, а Надежда Птушкина, написав пьесу "Овечка" проделала процесс творения в обратном направлении: отделила душу от тела и раздала полученные компоненты героям пьесы.

Общее впечатление, оставшееся у меня после прочтения можно выразить образами самой пьесы. Автор схватил древнееврейскую легенду, как пастух черную овечку, и толком не разобравшись, где у ее соответствующие места, позабавился с ней и выбросил ее на суд читателей. И валяется "Овечка" бесформенной грудой среди многочисленных произведений, инспирированных библейским текстом.